| 
   
 Александр Блок«Над озером»
| С вечерним озером я разговор веду
 Высоким ладом песни. В тонкой чаще
 Высоких сосен, с выступов песчаных,
 Из-за могил и склепов, где огни
 Лампад и сумрак дымно-сизый -
 Влюбленные ему я песни шлю.
 
 Оно меня не видит - и не надо.
 Как женщина усталая, оно
 Раскинулось внизу и смотрит в небо,
 Туманится, и даль поит туманом,
 И отняло у неба весь закат.
 Все исполняют прихоти его:
 Та лодка узкая, ласкающая гладь,
 И тонкоствольный строй сосновой рощи,
 И семафор на дальнем берегу,
 В нем отразивший свой огонь зеленый -
 Как раз на самой розовой воде.
 К нему ползет трехглазая змея
 Своим единственным стальным путем,
 И, прежде свиста, озеро доносит
 Ко мне - ее ползучий, хриплый шум.
 Я на уступе. Надо мной - могила
 Из темного гранита. Подо мной -
 Белеющая в сумерках дорожка.
 И кто посмотрит снизу на меня,
 Тот испугается: такой я неподвижный,
 В широкой шляпе, средь ночных могил,
 Скрестивший руки, стройный и влюбленный в мир.
 
 Но некому взглянуть. Внизу идут
 Влюбленные друг в друга: нет им дела
 До озера, которое внизу,
 И до меня, который наверху.
 Им нужны человеческие вздохи,
 Мне нужны вздохи сосен и воды.
 А озеру - красавице - ей нужно,
 Чтоб я, никем не видимый, запел
 Высокий гимн о том, как ясны зори,
 Как стройны сосны, как вольна душа.
 
 Прошли все пары. Сумерки синей,
 Белей туман. И девичьего платья
 Я вижу складки легкие внизу.
 Задумчиво прошла она дорожку
 И одиноко села на ступеньки
 Могилы, не заметивши меня...
 Я вижу легкий профиль. Пусть не знает,
 Что знаю я, о чем пришла мечтать
 Тоскующая девушка... Светлеют
 Все окна дальних дач: там - самовары,
 И синий дым сигар, и плоский смех...
 Она пришла без спутников сюда...
 Наверное, наверное прогонит
 Затянутого в китель офицера
 С вихляющимся задом и ногами,
 Завернутыми в трубочки штанов!
 Она глядит как будто за туманы,
 За озеро, за сосны, за холмы,
 Куда-то так далёко, так далёко,
 Куда и я не в силах заглянуть...
 
 О, нежная! О, тонкая! - И быстро
 Ей мысленно приискиваю имя:
 Будь Аделиной! Будь Марией! Теклой!
 Да, Теклой!.. - И задумчиво глядит
 В клубящийся туман... Ах, как прогонит!..
 А офицер уж близко: белый китель,
 Над ним усы и пуговица-нос,
 И плоский блин, приплюснутый фуражкой...
 Он подошел... он жмет ей руку!.. смотрят
 Его гляделки в ясные глаза!..
 Я даже выдвинулся из-за склепа...
 И вдруг... протяжно чмокает ее,
 Дает ей руку и ведет на дачу!
 
 Я хохочу! Взбегаю вверх. Бросаю
 В них шишками, песком, визжу, пляшу
 Среди могил - незримый и высокий...
 Кричу: "Эй, Фёкла! Фёкла!" - И они
 Испуганы, сконфужены, не знают,
 Откуда шишки, хохот и песок...
 Он ускоряет шаг, не забывая
 Вихлять проворно задом, и она,
 Прижавшись крепко к кителю, почти
 Бегом бежит за ним...
 
 Эй, доброй ночи!
 И, выбегая на крутой обрыв,
 Я отражаюсь в озере... Мы видим
 Друг друга: "Здравствуй!" - я кричу...
 И голосом красавицы - леса
 Прибрежные ответствуют мне: "Здравствуй!"
 Кричу: "Прощай!" - они кричат: "Прощай!"
 Лишь озеро молчит, влача туманы,
 Но явственно на нем отражены
 И я, и все союзники мои:
 Ночь белая, и бог, и твердь, и сосны...
 
 И белая задумчивая ночь
 Несет меня домой. И ветер свищет
 В горячее лицо. Вагон летит...
 И в комнате моей белеет утро.
 Оно на всем: на книгах и столах,
 И на постели, и на мягком кресле:
 И на письме трагической актрисы:
 "Я вся усталая. Я вся больная.
 Цветы меня не радуют. Пишите...
 Простите и сожгите этот бред..."
 
 И томные слова... И длинный почерк,
 Усталый, как ее усталый шлейф...
 И томностью пылающие буквы,
 Как яркий камень в черных волосах.
 
 
 
 | 
 |