Шарль Бодлер
«Обреченные женщины»
(Стихотворение из сборника «Цветы Зла»)
Под лаской тусклых ламп, с дурманом сладким слитой
На мягкие припав подушки головой,
О негах огненных мечтала Ипполита,
Срывающих покров невинности младой.
Глазами, бурею смущенными, искала
Она наивности далекий небосвод,
Как ищет вдалеке пловец, от волн усталый,
Лазури утренних, уж недоступных вод.
Ее потухший взор, в слезах от страстной муки,
Оцепенелый вид и бледные черты,
Бессильные в борьбе, раскинутые руки,
Убором было все для томной красоты.
У ног ее, вкусив хмель неги всемогущей,
Дельфина жгучий взгляд покоила на ней,
Как будто сильный зверь, добычу стерегущий,
Отмеченную им ударами ногтей.
Могучая краса пред хрупкою красою
Склоненная, она восторженно пила
Вино своих побед, нагнувшись над сестрою,
И словно нежного признания ждала.
Найти хотелось ей во взоре жертвы бедной
Гимн упоительный осуществленных нег,
И благодарности блеск дивный и победный,
Как стон медлительный, струящийся из век.
- "Что, Ипполита, мне ты скажешь, друг родимый,
И поняла ль теперь, что не должна дарить
Ты розы первые весны неповторимой
Дыханьям пламенным, могущим их спалить?
Мой легок поцелуй, как летние стрекозы,
Скользящие крылом по зеркалу воды;
А страсть любовника смятет тебя, как грозы;
Как плуг, прорежет он глубокие бразды.
Пройдет он по тебе, как тяжкие подковы
Стремительных коней, цветы твои топча.
Сестра любимая! Раскрой глаза ты снова,
Ты, жизнь моя и честь, ты, сердце и душа.
Лучом меня дари очей твоих небесных.
За взор один такой, за мед сокрытый в нем,
Завесы подниму я новых нег чудесных
И усыплю тебя я бесконечным сном!"
Но, голову подняв, сказала Ипполита:
"Во мне ни ропота, ни сожаленья нет,
Дельфина, но тоска и боль во мне разлиты,
Как трапезы ночной и грешной горький след.
Я чую на себе гнет страха и печали.
Немые призраки теснят меня толпой,
И увести хотят в немеющие дали,
К кровавым берегам, неверною тропой.
Иль совершили мы поступок беззаконный?
Коль можешь, объясни смущенный мой испуг.
От страха я дрожу под шепот твой влюбленный,
Но льнут к тебе уста невольно, милый друг.
О не гляди, молю, таким суровым взором,
Сестра, которую навеки я люблю,
Хотя бы ты была несчастьем и позором
Моим, и загубить решила жизнь мою!"
Дельфина же, тряхнув трагическою гривой,
Как Пифия, с огнем пророческим в крови,
Со взором роковым ответила ревниво:
"Кто смеет говорить об аде при любви?
Будь проклят навсегда мечтатель безрассудный,
Кто первый захотел, в наивности своей
Задачей увлечен для сердца слишком трудной,
Измерить нравственным мерилом мир страстей.
Тому, кто ночь и день, тепло и мрак холодный,
Мистически связав, задумал слить в одно,
О верь мне, разогреть мороз груди бесплодной
На солнце пламенном любви не суждено.
Коль хочешь, жениха ищи себе тупого,
Губам безжалостным ты дай к себе прильнуть,
Но, страха полная и бледная, ты снова
Раскаявшись, вернешь мне раненую грудь.
Служить лишь одному мы можем господину!"
Но вдруг, смертельных мук познавши острие,
Дитя воскликнула: "Я чувствую глубины
Во мне бездонные - и сердце то мое,
Глубокое как ночь, горячее как лава.
Я зверя замолчать заставить не смогла,
И фурии ничем не утолю кровавой,
Что с факелом в руке насквозь его прожгла.
Завесы тяжкие пусть скроют нас от мира,
Найдем в усталости покой небытия,
На лоне обрету твоем я сладость мира,
И холодом могил пусть веет грудь твоя".
О жертвы жалкие, вам нет уж исцеленья,
Спускайтесь медленно в неумолимый ад,
На дно той пропасти, где сонмы преступлений
Под ветром не с небес мучительно кишат,
Как грозы грохоча в томительном слияньи.
Бегите за мечтой по страдному пути.
Вовек не утолить нам бешеных желаний,
И муки новые вам в негах обрести.
Луч свежий не сиял у нас в глухих притонах,
Тлетворный входит дух сквозь щели темных стен,
Как пламя фонарей, в самом аду зажженных,
И разрушительный в вас проникает тлен.
Бесплодность горькая всех ваших исступлений
Лишь распаляет вас, и кровь все горячей.
Порыв неистовых, безумных вожделений
По вашей плоти бьет ударами бичей.
Вдали живых существ скитаясь дикой глушью,
Бредите темными тропинками волков;
Примите вы судьбу, разнузданные души,
И вами созданных страшитесь вы оков.
|
|
