Готфрид Бюргер «Дочь Таубенгеймского пастора»
В саду Таубенгейнского пастора тень
Блуждает во тьме полуночи,
Трепещет и бьётся, как голубь в силке,
И стонет душа в безысходной тоске,
И плачут потухшие очи.
Горит огонёк над соседним прудом,
Так грустно во мраке мерцает.
Есть холмик в саду: ни травинки на нём;
Не мочит его ни росой, ни дождём;
Лишь жалобно ветер вздыхает.
Была Таубенгейнского пастора дочь
Чиста, как голубка лесная,
Была молода и цвела красотой -
И в дом женихи наезжали толпой,
Любовью к Розетте сгорая.
Готический замок надменно глядел
С холма, отраженный водами,
На дом, на деревню; на синюю даль
Высокою кровлей, сверкавшей как сталь,
И окон зеркальных рядами.
В нём жил молодой Фальвенштейнский барон
В довольстве, веселье, отраде...
Ей нравился замок в седой вышине,
Ей нравился рыцарь на борзом коне,
В охотничьем пышном наряде...
Он шлёт ей письмо на душистом листке,
При нём - медальончик-сердечко
С портретом своим: на лице у него
Глубокая нежность, и, кроме того,
Алмазное чудо-колечко.
"Пусть ездят, пусть ходят", ей рыцарь писал:
"Пускай их частят горемыки!
Ты скоро дождёшься счастливого дня:
Надеюсь, что будешь достойна меня,
Земель и вассалов владыки!
"Хотел бы два слова тебе я сказать,
Но тайно - чтоб нас не видали.
Пришли мне желанный ответ поскорей.
Я в полночь явлюся - так будь же смелей
И выкинь из сердца печали.
"Сегодня, как полночь наступит, тебе
Послышится перепел в поле...
И будет подругу манить соловей
Зовущей, тоскующей песнью своей.
Не медли жь, не мучь меня боле!"
В плаще и берете явился барон,
Вечерним окутанный мраком.
Он крался, в броне и с мечём при бедре,
Так тихо - ну, точно туман на заре;
И бросил он хлеба собакам.
Вот перепел крикнул - ещё и ещё -
За садом, в условленном поле...
Подругу-невесту манил соловей
Зовущей, тоскующей песнью своей
И Роза не медлила боле.
Он уху и сердцу умел говорить
Так сладко, так полн упований...
Любовь простодушна и веритъ всему!
Девический стыд удалося ему
Опутать сетями желаний.
Он клялся ей в верности, клялся душой,
Всем милым ему и всем светом.
Розетта противилась, он увлекал,
И громко и страстно её заклинал:
"О, ты не раскаешься в этом!"
Он влёк её тихо к беседке глухой,
Поросшей горошком душистым...
Вот вздрогнуло сердце, вот грудь поднялась
И тихо невинность ее отдалась
Забавы объятьям нечистым.
Едва в огороде, с возвратом весны,
Горошек и мак распустились,
Стал Розу тревожить какой-то недуг,
На розовых щёчках румянец потух
И глазки ее помутились.
Когда же цветы превратились в стручки,
Малина в саду дозревала
И вишня казалась румяной такой -
У девушки грудь налилася волной
И платьице тесно ей стало.
Когда же дожди полилися и жнец
Ушел, распеваючи, в поле
И ветер разгуливать стал по полям,
Овсяною жнивой шумя по ночам -
Скрываться нельзя было доле.
Отец ее, грубый и злой человек,
Несчастную гонит из дому:
"Дитя ты сумела себе припасти,
Так мужа теперь постарайся найти -
Ступай же к дружку дорогому!"
Он на руку косы ее намотал -
И плеть засвистала узлами;
Он бил - и отзвук разносился кругом,
Он бил - и на теле ее молодом
Удары ложились рубцами.
Натешась, он из дому выгнал её
В холодную ночь и в ненастье...
И вот, сквозь терновник, по острым камням,
Она к Фалькенштейнским пришла воротам
Излить перед другом несчастье.
"Зачем, не назвавши сначала женой,
Ты матерью сделал Розетту?
В возмездье за то я должна со стыдом
Носить на истерзанном теле моём
Награду кровавую эту".
Розетта рыдала, молила его -
И было так нежно моленье:
"Покрывши стыдом и позором, опять
Ты честное имя мне можешь отдать,
Загладить свое преступленье".
- Мне жаль тебя, дурочка! С злым стариком
Сведу я давнишние счёты!
И так - успокойся! Нельзя ж без утрат!
Останься со мной - и тебя окружат
Мои попеченья, заботы. -
"К чему тут заботы? какой тут покой!
Они не воротят мне чести.
Нет, в храме святом, пред Его алтарём,
В глазах всего света, дай клятву мне в том,
В чём клялся не раз, как невесте!"
- Об этом я вовсе не думал, мой друг!
Ну, как я возьму тебя в жены?
Во мне благородная, древняя кровь...
Лишь равное с равным связует любовь...
Что скажут соседи-бароны?
- Когда я кидался с тобой - приходил
Я к милой моей, не к невесте...
Вот если понравится мой стремянной.
Я дам тебе денег - и будем с тобой
Мы снова счастливы и вместе. -
"Господь да осудит, обманщик, тебя
Страданьям и вечному аду!
Когда мне женою твоею не быть,
Чего же я прежде годилась служить
Страстям твоим гнусным в усладу?
"Возьми себе в жены дворянскую дочь!
Судьба свой полёт да ускорит!
Бог видит и слышит страданье моё:
Пускай благородное ложе твоё:
Последний слуга опозорит!
"Тогда ты узнаешь, как тяжко душе
Отчаяться в чести и счастьи!
И будешь ты биться о пол головой...
Горячею пулей покончишь с собой -
И будешь у ада во власти".
И Роза в отчаяньи бросилась вон,
Полна нестерпимой тревоги,
Чрез жниву и топи, сквозь тёрн и кусты -
И вопли звучали среди темноты,
И камни ей резали ноги.
"Куда, о мой Боже, куда мне идти?
К кому мне теперь обратиться?"
Отчаявшись в чести и счастьи, назад
Она прибежала в родительский сад,
Чтоб с жизнью постылой проститься.
Цепляясь за сучья, с трудом доползла
Она до беседки знакомой -
И стала метаться на ложе своём,
Посыпанном снегом, подёрнутым льдом,
Покрытым листвой и соломой.
Несчастного мальчика Роза на свет
В страданьях тяжелых родила...
Родила - и тут же, с улыбкою злой,
Достала иглу из косы золотой
И в сердце ребёнку вонзила.
Свершилось убийство; безумья порыв
Сменили раскаянья муки;
Вкруг сердца ее обвилася змея -
"О, Боже мой!" шепчет: "что сделала я!"
И ломит, в отчаяньи, руки.
Застывшую землю над спящим прудом
Розетта руками разрыла:
Да будет твой сон безмятежен и тих!
Ты спасся от бед и насмешек людских;
Меня же не примет могила!"
Вот тот огонёк над соседним прудом,
Что ночью так грустно мерцает,
Тот холмик в саду! ни травинки на нём;
Не мочит его ни росой, ни дождём;
Лишь жалобно ветер вздыхает.
Угрюмо глядит с колеса на шесте,
С "вороньего камня" за садом,
Оглоданный череп: Розетта, он твой!
Он смотрит на холм, отраженный водой,
Исполненным жалобы взглядом.
Что ночь, с колеса на высоком шесте,
С "вороньего камня" за садом,
Спускается призрак - печальный такой -
Всё хочет задуть огонёк золотой
И стонет, следя его взглядом.
|
|