| 
   
 Теофиль Готье«Старая гвардия»
15 декабря
 
 | Тоскою выгнанный из дома,
 Я вяло вышел на бульвар,
 Была осенняя истома,
 Холодный ветер, мокрый пар.
 
 И я увидел призрак странный,
 Бежавший из далёких дней,
 По грязи и во мгле туманной
 Скитающихся днём теней.
 
 Однако это ночью тени
 При свете Реинской луны
 На обветшалые ступени
 Всегда всходить осуждены.
 
 Ведь этой ночью эльфы бродят,
 В одеждах длинных и сырых,
 И мёртвого танцора сводят
 Под сень кувшинок золотых.
 
 И это ночью по балладе
 Зейдлица, видно место то,
 Где Император на параде
 Приходит в шляпе и пальто.
 
 Но призраки вблизи Gymnase’а,
 От Варьете в пяти шагах,
 Без савана, при свете газа,
 В сырых, дырявых сапогах!
 
 Высовывает череп старый,
 Морщинами покрытый лоб
 В Париже, посреди бульвара
 Являющийся в полдень Моб!
 
 Найдётся ль для событья имя:
 Три призрака, и каждый стар,
 В гвардейской форме, а за ними
 Две новых тени, двух гусар!
 
 Как бы с раскрашенной гравюры,
 Которой был Раффе пленён,
 Истлевших воинов фигуры,
 Кричащие: Наполеон!
 
 Но то не мёртвые кошмары,
 Что ночью трубы шевелят,
 А только старые из старой,
 Великий празднуя возврат.
 
 Ах, после памятного боя
 Раздался этот, тот поблёк,
 Костюм изящного покроя
 То слишком узок, то широк.
 
 Тряпьё исчезнувшего войска,
 Лохмотья, что пленяли мир,
 В своей забавности геройской
 Прекрасней царственных порфир!
 
 Плюмаж над шапкою медвежей,
 Согнутой поперек и вдоль,
 И доломан, увы, не свежий,
 Вкруг дыр от пуль изъела моль.
 
 В пыли и в складках панталоны,
 Года лежавшие в тиши,
 Стучат о встречные колонны
 Заржавленные палаши.
 
 Или камзол необычайный,
 Застёгнутый с большим трудом,
 Попробуйте послушать — тайно
 Трещит на воине седом.
 
 Но нет, смеяться вам не надо;
 Скорей приветствуйте опять
 Ахиллов новой Илиады,
 Какой Гомеру не создать.
 
 Цените жёсткость гривы львиной,
 Что устрашала города,
 И углублённые морщины,
 Что в лоб их врезали года.
 
 Их щёки странно почернели
 В стране лучей и пирамид,
 И русской бешенство метели
 Ещё их кудри серебрит.
 
 Их руки красны и бессильны
 От холода Березины;
 Хромают — из Каира в Вильно
 Дороги плохи и длинны;
 
 Хрипят — служили им в походе
 Знамёна вместо одеял;
 Висит рукав их не по моде,
 Так, значит, выстрел руку взял.
 
 Не смейся же над их убором,
 Болезней славных не порочь,
 Они ведь были день, в котором
 Мы — вечер и, быть может, ночь.
 
 Забыли мы — они находят
 О прошлом яркие слова,
 Под тень колонны все приходят,
 Как к алтарю их божества.
 
 Как прежде, ярок взор и блещет,
 И горд страданьями в былом,
 И сердце Франции трепещет
 Под их изношенным тряпьём.
 
 И смех улыбку заменяет,
 Когда священный карнавал
 В одеждах странных проплывает,
 Как бы собравшийся на бал;
 
 А, вставший в тучи грозовые,
 Великой Армии орёл
 Над ними крылья золотые
 Раскинул, словно ореол.
 
 
 
 | 
 |