| 
   
 Николай Гумилев«Северный раджа»
Валентину Кривичу
 
 | 1
 
 Она простерлась, неживая,
 Когда замышлен был набег,
 Ее сковали грусть без края
 И синий лед, и белый снег.
 
 Но и задумчивые ели
 В цветах серебряной луны,
 Всегда тревожные, хотели
 Святой по-новому весны.
 
 И над страной лесов и гатей
 Сверкнула золотом заря, —
 То шли бесчисленные рати
 Непобедимого царя.
 
 Он жил на сказочных озерах,
 Дитя брильянтовых раджей,
 И радость светлая во взорах,
 И губы лотуса свежей.
 
 Но, сына царского, на север
 Его таинственно влечет:
 Он хочет в поле видеть клевер,
 В сосновых рощах желтый мед.
 
 Гудит земля, оружье блещет,
 Трубят военные слоны,
 И сын полуночи трепещет
 Пред сыном солнечной страны.
 
 Се - царь! Придите и поймите
 Его спасающую сеть,
 В кипучий вихрь его событий
 Спешите кануть и сгореть.
 
 Легко сгореть и встать иными,
 Ступить на новую межу,
 Чтоб встретить в пламени и дыме
 Владыку севера, Раджу.
 
 2
 
 Он встал на крайнем берегу,
 И было хмуро побережье,
 Едва чернели на снегу
 Следы глубокие, медвежьи.
 
 Да в отдаленной полынье
 Плескались рыжие тюлени,
 Да небо в розовом огне
 Бросало ровный свет без тени.
 
 Он обернулся… там, во мгле
 Дрожали зябнущие парсы
 И, обессилев, на земле
 Валялись царственные барсы,
 
 А дальше падали слоны,
 Дрожа, стонали, как гиганты,
 И лился мягкий свет луны
 На их уборы, их брильянты.
 
 Но людям, павшим перед ним,
 Царь кинул гордое решенье:
 «Мы в царстве снега создадим
 Иную Индию… — Виденье».
 
 На этот звонкий синий лед
 Утесы мрамора не лягут
 И лотус здесь не зацветет
 Под вековою сенью пагод.
 
 Но будет белая заря
 Пылать слепительнее вдвое,
 Чем у бирманского царя
 Костры из мирры и алоэ.
 
 Не бойтесь этой наготы
 И песен холода и вьюги,
 Вы обретете здесь цветы,
 Каких не знали бы на юге…».
 
 3
 
 И древле мертвая страна
 С ее нетронутою новью,
 Как дева юная, пьяна
 Своей великою любовью.
 
 Из дивной Галлии воотще
 К ней приходили кавалеры,
 Красуясь в бархатном плаще,
 Манили к тайнам чуждой веры.
 
 И Византии строгой речь,
 Ее задумчивые книги,
 Не заковали этих плеч
 В свои тяжелые вериги.
 
 Здесь каждый миг была весна
 И в каждом взоре жило солнце,
 Когда смотрела тишина
 Сквозь закоптелое оконце.
 
 И каждый мыслил: «Я в бреду,
 Я сплю, но радости всё те же,
 Вот встану в розовом саду
 Над белым мрамором прибрежий.
 
 И та, которую люблю,
 Придет застенчиво и томно,
 Она близка… теперь я сплю
 И хорошо, у грезы темной».
 
 Живет закон священной лжи
 В картине, статуе, поэме —
 Мечта великого Раджи,
 Благословляемая всеми.
 
 
 
 | 
 |