| 
   
 Николай Гумилев«Экваториальный лес»
| Я поставил палатку на каменном склоне
 Абиссинских, сбегающих к западу, гор
 И беспечно смотрел, как пылают закаты
 Над зеленою крышей далеких лесов.
 
 Прилетали оттуда какие-то птицы
 С изумрудными перьями в длинных хвостах,
 По ночам выбегали веселые зебры,
 Мне был слышен их храп и удары копыт.
 
 И однажды закат был особенно красен,
 И особенный запах летел от лесов,
 И к палатке моей подошел европеец,
 Исхудалый, небритый, и есть попросил.
 
 Вплоть до ночи он ел неумело и жадно,
 Клал сардинки на мяса сухого ломоть,
 Как пилюли проглатывал кубики магги
 И в абсент добавлять отказался воды.
 
 Я спросил, почему он так мертвенно бледен,
 Почему его руки сухие дрожат,
 Как листы… — «Лихорадка великого леса», —
 Он ответил и с ужасом глянул назад.
 
 Я спросил про большую открытую рану,
 Что сквозь тряпки чернела на впалой груди,
 Что с ним было? — «Горилла великого леса», —
 Он сказал и не смел оглянуться назад.
 
 Был с ним карлик, мне по пояс, голый и черный,
 Мне казалось, что он не умел говорить,
 Точно пес он сидел за своим господином,
 Положив на колени бульдожье лицо.
 
 Но когда мой слуга подтолкнул его в шутку,
 Он оскалил ужасные зубы свои
 И потом целый день волновался и фыркал
 И раскрашенным дротиком бил по земле.
 
 Я постель предоставил усталому гостю,
 Лег на шкурах пантер, но не мог задремать,
 Жадно слушая длинную дикую повесть,
 Лихорадочный бред пришлеца из лесов.
 
 Он вздыхал: — «Как темно… этот лес бесконечен…
 Не увидеть нам солнца уже никогда…
 Пьер, дневник у тебя? На груди под рубашкой?..
 Лучше жизнь потерять нам, чем этот дневник!
 
 «Почему нас покинули черные люди?
 Горе, компасы наши они унесли…
 Что нам делать? Не видно ни зверя, ни птицы;
 Только посвист и шорох вверху и внизу!
 
 «Пьер, заметил костры? Там наверное люди…
 Неужели же мы, наконец, спасены?
 Это карлики… сколько их, сколько собралось…
 Пьер, стреляй! На костре — человечья нога!
 
 «В рукопашную! Помни, отравлены стрелы…
 Бей того, кто на пне… он кричит, он их вождь…
 Горе мне! На куски разлетелась винтовка…
 Ничего не могу… повалили меня…
 
 «Нет, я жив, только связан… злодеи, злодеи,
 Отпустите меня, я не в силах смотреть!..
 Жарят Пьера… а мы с ним играли в Марселе,
 На утесе у моря играли детьми.
 
 «Что ты хочешь, собака? Ты встал на колени?
 Я плюю на тебя, омерзительный зверь!
 Но ты лижешь мне руки? Ты рвешь мои путы?
 Да, я понял, ты богом считаешь меня…
 
 «Ну, бежим! Не бери человечьего мяса,
 Всемогущие боги его не едят…
 Лес… о, лес бесконечный… я голоден, Акка,
 Излови, если можешь, большую змею!» —
 
 Он стонал и хрипел, он хватался за сердце
 И на утро, почудилось мне, задремал;
 Но когда я его разбудить, попытался,
 Я увидел, что мухи ползли по глазам.
 
 Я его закопал у подножия пальмы,
 Крест поставил над грудой тяжелых камней,
 И простые слова написал на дощечке:
 — Христианин зарыт здесь, молитесь о нем.
 
 Карлик, чистя свой дротик, смотрел равнодушно,
 Но, когда я закончил печальный обряд,
 Он вскочил и, не крикнув, помчался по склону,
 Как олень, убегая в родные леса.
 
 Через год я прочел во французских газетах,
 Я прочел и печально поник головой:
 — Из большой экспедиции к Верхнему Конго
 До сих пор ни один не вернулся назад.
 
 
 
 | 
 |