Михаил Лермонтов «Последнее новоселье»
 
Меж тем, как Франция, среди рукоплесканий 
И кликов радостных, встречает хладный прах 
Погибшего давно среди немых страданий 
                          В изгнанье мрачном и в цепях; 
            Меж тем, как мир услужливой хвалою 
Венчает позднего раскаянья порыв 
И вздорная толпа, довольная собою,  
                          Гордится, прошлое забыв, —  
Негодованию и чувству дав свободу,  
Поняв тщеславие сих праздничных забот,  
Мне хочется сказать великому народу: 
                          Ты жалкий и пустой народ! 
Ты жалок потому, что вера, слава, гений, 
Всё, всё великое, священное земли,  
С насмешкой глупою ребяческих сомнений 
                          Тобой растоптано в пыли. 
Из славы сделал ты игрушку лицемерья, 
            Из вольности — орудье палача, 
И все заветные отцовские поверья 
                          Ты им рубил, рубил сплеча, — 
Ты погибал... и он явился, с строгим взором, 
            Отмеченный божественным перстом, 
И признан за вождя всеобщим приговором, 
                          И ваша жизнь слилася в нем, — 
И вы окрепли вновь в тени его державы, 
И мир трепещущий в безмолвии взирал 
На ризу чудную могущества и славы, 
                          Которой вас он одевал. 
Один, — он был везде, холодный, неизменный, 
Отец седых дружин, любимый сын молвы, 
В степях египетских, у стен покорной Вены, 
                          В снегах пылающей Москвы.  
 
А вы, что делали, скажите, в это время,  
Когда в полях чужих он гордо погибал?  
Вы потрясали власть избранную, как бремя, 
                          Точили в темноте кинжал!  
Среди последних битв, отчаянных усилий, 
В испуге не поняв позора своего, 
            Как женщина, ему вы изменили, 
            И, как рабы, вы предали его! 
            Лишенный прав и места гражданина, 
Разбитый свой венец он снял и бросил сам, 
И вам оставил он в залог родного сына — 
                          Вы сына выдали врагам! 
Тогда, отяготив позорными цепями, 
Героя увезли от плачущих дружин, 
И на чужой скале, за синими морями, 
                          Забытый, он угас один —  
            Один, замучен мщением бесплодным, 
            Безмолвною и гордою тоской, 
И, как простой солдат, в плаще своем походном 
                          Зарыт наемною рукой...  
 
                  
              * * * 
 
Но годы протекли, и ветреное племя 
Кричит: «Подайте нам священный этот прах! 
            Он наш; его теперь, великой жатвы семя, 
            Зароем мы в спасенных им стенах!» 
И возвратился он на родину; безумно, 
Как прежде, вкруг него теснятся и бегут 
            И в пышный гроб, среди столицы шумной, 
                          Остатки тленные кладут. 
Желанье позднее увенчано успехом! 
И краткий свой восторг сменив уже другим, 
Гуляя, топчет их с самодовольным смехом 
                          Толпа, дрожавшая пред ним.  
 
                  
              * * * 
 
И грустно мне, когда подумаю, что ныне 
            Нарушена святая тишина 
            Вокруг того, кто ждал в своей пустыне 
Так жадно, столько лет — спокойствия и сна! 
И если дух вождя примчится на свиданье 
С гробницей новою, где прах его лежит, 
                          Какое в нем негодованье 
                          При этом виде закипит! 
Как будет он жалеть, печалию томимый, 
О знойном острове, под небом дальних стран, 
Где сторожил его, как он непобедимый, 
                          Как он великий, океан! 
 
 
 |   
 |