| 
   
 Михаил Лермонтов«Булевар»
| С минуту лишь с бульвара прибежав,
 Я взял перо - и право очень рад,
 Что плод над ним моих привычных прав
 Узнает вновь бульварный маскерад;
 Сатиров я для помощи призвав,
 Подговорю, - и все пойдет на лад.
 Ругай людей, но лишь ругай остро;
 Не то - ко всем чертям твое перо!
 
 Приди же из подземного огня,
 Чертенок мой, взъерошенный остряк,
 И попугаем сядь вблизи меня.
 "Дурак" скажу - и ты кричи "дурак".
 Не устоит бульварная семья
 Хоть морщи лоб, хотя сожми кулак,
 Невинная красотка в 40 лет
 Пятнадцати тебе все нет как нет!
 
 И ты, мой старец с рыжим париком,
 Ты, депутат столетий и могил,
 Дрожащий весь и схожий с жеребцом,
 Как кровь ему из всех пускают жил,
 Ты здесь бредешь и смотришь сентябрем,
 Хоть там княжна лепечет: как он мил!
 А для того и силится хвалить,
 Чтоб свой порок в Ч**** извинить!
 
 Подалее на креслах там другой;
 Едва сидит согбенный сын земли;
 Он как знаток глядит в лорнет двойной;
 Власы его в серебряной пыли.
 Он одарен восточною душой,
 Коль душу в нем в сто лет найти могли.
 Но я клянусь (пусть кончив - буду прах),
 Она тонка, когда в его ногах.
 
 И что ж? - он прав, он прав, друзья мои,
 Глупец, кто жил, чтоб на диэте быть;
 Умен, кто отдал дни свои любви;
 И этот муж копил: чтобы любить.
 Замен души он находил в крови.
 Но тот блажен, кто может говорить,
 Что он вкушал до капли мёд земной,
 Что он любил и телом и душой!
 
 И я любил! - опять к своим страстям!
 Брось, брось свои безумные мечты!
 Пора склонить внимание на дам,
 На этих кандидатов красоты,
 На их наряд - как описать всё вам?
 В наряде их нет милой простоты:
 Все так высоко, так взгромождено,
 Как бурею на них нанесено.
 
 Приметна спесь в их пошлой болтовне,
 Уста всегда сказать готовы: нет.
 И холодны они, как при луне
 Нам кажется прабабушки портрет;
 Когда гляжу, то право жалко мне,
 Что вкус такой имеет модный свет.
 Ведь думают тенетом лент, кисей,
 Как зайчиков, поймать моих друзей.
 
 Сидел я раз случайно под окном,
 И вдруг головка вышла из окна,
 Незавита, и в чепчике простом,
 Но как божественна была она.
 Уста и взор - стыжусь! в уме моем
 Головка та ничем не изгнана;
 Как некий сон младенческих ночей
 Или как песня матери моей.
 
 И сколько лет уже прошло с тех пор!
 О верьте мне, красавицы Москвы,
 Блистательный ваш головной убор
 Вскружить не в силах нашей головы.
 Все платья, шляпы, букли ваши вздор,
 Такой же вздор, какой твердите вы,
 Когда идете здесь толпой комет,
 А маменьки бегут за вами вслед.
 
 Но для чего кометами я вас
 Назвал, глупец тупейший то поймет,
 И сам Башуцкой объяснит тотчас.
 Комета за собою хвост влечет;
 И это всеми признано у нас,
 Хотя - что? в нем, никто не разберет:
 За вами ж хвост оставленных мужьев,
 Вздыхателей и бедных женихов!
 
 О женихи! о бедный Мосолов;
 Как не вздохнуть, когда тебя найду,
 Педантика, из рода петушков,
 Средь юных дев как будто бы в чаду;
 Хотя и держишься размеру слов,
 Но ты согласен на свою беду,
 Что лучше все не думав говорить,
 Чем глупо думать, и глупей судить.
 
 Он чванится, что точно русский он;
 Но если бы таков был весь народ,
 То я бы из Руси пустился вон.
 И то сказать, чудесный патриот;
 Лишь своему языку обучен,
 Он этим край родной не выдает:
 А то б узнали всей земли концы,
 Что есть у нас подобные глупцы.
 
 
 
 | 
 |