| 
   
 Владимир Маяковский«Юбилейное»
| Александр Сергеевич,
 разрешите представиться.
 Маяковский.
 
 Дайте руку!
 Вот грудная клетка.
 Слушайте,
 уже не стук, а стон;
 тревожусь я о нем,
 в щенка смирённом львенке.
 Я никогда не знал,
 что столько
 тысяч тонн
 в моей
 позорно легкомыслой головенке.
 Я тащу вас.
 Удивляетесь, конечно?
 Стиснул?
 Больно?
 Извините, дорогой.
 У меня,
 да и у вас,
 в запасе вечность.
 Что нам
 потерять
 часок-другой?!
 Будто бы вода -
 давайте
 мчать болтая,
 будто бы весна -
 свободно
 и раскованно?
 В небе вон
 луна
 такая молодая,
 что ее
 без спутников
 и выпускать рискованно.
 Я
 теперь
 свободен
 от любви
 и от плакатов.
 Шкурой
 ревности медведь
 лежит когтист.
 Можно
 убедиться,
 что земля поката, -
 сядь
 на собственные ягодицы
 и катись!
 Нет,
 не навяжусь в меланхолишке черной,
 да и разговаривать не хочется
 ни с кем.
 Только
 жабры рифм
 топырит учащённо
 у таких, как мы,
 на поэтическом песке.
 Вред - мечта,
 и бесполезно грезить,
 надо
 весть
 служебную нуду.
 Но бывает -
 жизнь
 встает в другом разрезе,
 и большое
 понимаешь
 через ерунду.
 Нами
 лирика
 в штыки
 неоднократно атакована,
 ищем речи
 точной
 и нагой.
 Но поэзия -
 пресволочнейшая штуковина:
 существует -
 и ни в зуб ногой.
 Например
 вот это -
 говорится или блеется?
 Синемордое,
 в оранжевых усах,
 Навуходоносором
 библейцем -
 "Коопсах".
 Дайте нам стаканы!
 знаю
 способ старый
 в горе
 дуть винище,
 но смотрите -
 из
 выплывают
 Red и White Star'ы!1
 с ворохом
 разнообразных виз.
 Мне приятно с вами, -
 рад,
 что вы у столика.
 Муза это
 ловко
 за язык вас тянет.
 Как это
 у вас
 говаривала Ольга?..
 Да не Ольга!
 из письма
 Онегина к Татьяне.
 - Дескать,
 муж у вас
 дурак
 и старый мерин,
 я люблю вас,
 будьте обязательно моя,
 я сейчас же
 утром должен быть уверен,
 что с вами днем увижусь я. -
 Было всякое:
 и под окном стояние,
 письма,
 тряски нервное желе.
 Вот
 когда
 и горевать не в состоянии -
 это,
 Александр Сергеич,
 много тяжелей,
 Айда, Маяковский!
 
 Маячь на юг!
 Сердце
 рифмами вымучь -
 вот
 и любви пришел каюк,
 дорогой Владим Владимыч.
 Нет,
 не старость этому имя!
 Тушу
 вперед стремя,
 я
 с удовольствием
 справлюсь с двоими,
 а разозлить -
 и с тремя.
 Говорят -
 я темой и-н-д-и-в-и-д-у-а-л-е-н!
 Entre nous...2
 чтоб цензор не нацикал.
 Передам вам -
 говорят -
 видали
 даже
 двух
 влюбленных членов ВЦИКа.
 Вот -
 пустили сплетню,
 тешат душу ею.
 Александр Сергеич,
 да не слушайте ж вы их!
 Может
 я
 один
 действительно жалею,
 что сегодня
 нету вас в живых.
 Мне
 при жизни
 с вами
 сговориться б надо.
 Скоро вот
 и я
 умру
 и буду нем.
 После смерти
 нам
 стоять почти что рядом:
 вы на Пе,
 а я
 на эМ.
 Кто меж нами?
 с кем велите знаться?!
 Чересчур
 страна моя
 поэтами нища.
 Между нами
 - вот беда -
 позатесался Надсон.
 Мы попросим,
 чтоб его
 куда-нибудь
 на Ща!
 А Некрасов
 Коля,
 сын покойного Алеши, -
 он и в карты,
 он и в стих,
 и так
 неплох на вид.
 Знаете его?
 вот он
 мужик хороший.
 Этот
 нам компания -
 пускай стоит.
 Что ж о современниках?!
 Не просчитались бы,
 за вас
 полсотни отдав.
 От зевоты
 скулы
 разворачивает аж!
 Дорогойченко,
 Герасимов,
 Кириллов,
 Родов -
 какой
 однаробразный пейзаж!
 Ну Есенин,
 мужиковствующих свора.
 Смех!
 Коровою
 в перчатках лаечных.
 Раз послушаешь...
 но это ведь из хера!
 Балалаечник!
 Надо,
 чтоб поэт
 и в жизни был мастак.
 Мы крепки,
 как спирт в полтавском штофе.
 Ну, а что вот Безыменский?!
 Так...
 ничего...
 морковный кофе.
 Правда,
 есть
 у нас
 Асеев
 Колька.
 Этот может.
 Хватка у него
 моя.
 Но ведь надо
 заработать сколько!
 Маленькая,
 но семья.
 Были б живы -
 стали бы
 по Лефу соредактор.
 Я бы
 и агитки
 вам доверить мог.
 Раз бы показал:
 - вот так-то, мол,
 и так-то...
 Вы б смогли -
 у вас
 хороший слог.
 Я дал бы вам
 жиркость
 и сукна,
 в рекламу б
 выдал
 гумских дам.
 (Я даже
 ямбом подсюсюкнул,
 чтоб только
 быть
 приятней вам.)
 Вам теперь
 пришлось бы
 бросить ямб картавый.
 Нынче
 наши перья -
 штык
 да зубья вил, -
 битвы революций
 посерьезнее "Полтавы",
 и любовь
 пограндиознее
 онегинской любви.
 Бойтесь пушкинистов.
 Старомозгий Плюшкин,
 перышко держа,
 полезет
 с перержавленным.
 - Тоже, мол,
 у лефов
 появился
 Пушкин.
 Вот арап!
 а состязается -
 с Державиным...
 Я люблю вас,
 но живого,
 а не мумию.
 Навели
 хрестоматийный глянец.
 Вы
 по-моему
 при жизни
 - думаю -
 тоже бушевали.
 Африканец!
 Сукин сын Дантес!
 Великосветский шкода.
 Мы б его спросили:
 - А ваши кто родители?
 Чем вы занимались
 до 17-го года? -
 Только этого Дантеса бы и видели.
 Впрочем,
 что ж болтанье!
 Спиритизма вроде.
 Так сказать,
 невольник чести...
 пулею сражен...
 Их
 и по сегодня
 много ходит -
 всяческих
 охотников
 до наших жен.
 Хорошо у нас
 в Стране советов.
 Можно жить,
 работать можно дружно.
 Только вот
 поэтов,
 к сожаленью, нету -
 впрочем, может,
 это и не нужно.
 Ну, пора:
 рассвет
 лучища выкалил.
 Как бы
 милиционер
 разыскивать не стал.
 На Тверском бульваре
 очень к вам привыкли.
 Ну, давайте,
 подсажу
 на пьедестал.
 Мне бы
 памятник при жизни
 полагается по чину.
 Заложил бы
 динамиту
 - ну-ка,
 дрызнь!
 Ненавижу
 всяческую мертвечину!
 Обожаю
 всяческую жизнь!
 
 
 
 | 
 |