| 
   
 Владимир Маяковский«Письмо писателя Владимира Владимировича Маяковского
 писателю Алексею Максимовичу Горькому»
| Алексей Максимович,
 как помню,
 между нами
 что-то вышло
 вроде драки
 или ссоры.
 Я ушел,
 блестя
 потертыми штанами;
 взяли Вас
 международные рессоры.
 Нынче -
 иначе.
 Сед височный блеск,
 и взоры озарённей.
 Я не лезу
 ни с моралью,
 ни в спасатели,
 без иронии,
 как писатель
 говорю с писателем.
 Очень жалко мне, товарищ Горький,
 что не видно
 Вас
 на стройке наших дней.
 Думаете -
 с Капри,
 с горки
 Вам видней?
 Вы
 и Луначарский -
 похвалы повальные,
 добряки,
 а пишущий
 бесстыж -
 тычет
 целый день
 свои
 похвальные
 листы.
 Что годится,
 чем гордиться?
 Продают "Цемент"
 со всех лотков.
 Вы
 такую книгу, что ли, цените?
 Нет нигде цемента,
 а Гладков
 написал
 благодарственный молебен о цементе.
 Затыкаешь ноздри,
 нос наморщишь
 и идешь
 верстой болотца длинненького.
 Кстати,
 говорят,
 что Вы открыли мощи
 этого...
 Калинникова.
 Мало знать
 чистописаниев ремёсла,
 расписать закат
 или цветенье редьки.
 Вот
 когда
 к ребру душа примерзла,
 ты
 ее попробуй отогреть-ка!
 Жизнь стиха -
 тоже тиха.
 Что горенья?
 Даже
 нет и тленья
 в их стихе
 холодном
 и лядащем.
 Все
 входящие
 срифмуют впечатления
 и печатают
 в журнале
 в исходящем.
 А рядом
 молотобойцев
 анапестам
 учит
 профессор Шенгели.
 Тут
 не поймете просто-напросто,
 в гимназии вы,
 в шинке ли?
 Алексей Максимович,
 у вас
 в Италии
 Вы
 когда-нибудь
 подобное
 видали?
 Приспособленность
 и ласковость дворовой,
 деятельность
 блюдо-рубле- и тому подобных "лиз"
 называют многие
 - "здоровый
 реализм". -
 И мы реалисты,
 но не на подножном
 корму,
 не с мордой, упершейся вниз, -
 мы в новом,
 грядущем быту,
 помноженном
 на электричество
 и коммунизм.
 Одни мы,
 как ни хвалите халтуры,
 но, годы на спины грузя,
 тащим
 историю литературы -
 лишь мы
 и наши друзья.
 Мы не ласкаем
 ни глаза,
 ни слуха.
 Мы -
 это Леф,
 без истерики -
 мы
 по чертежам
 деловито
 и сухо
 строим
 завтрашний мир.
 Друзья -
 поэты рабочего класса.
 Их знание
 невелико,
 но врезал
 инстинкт
 в оркестр разногласый
 буквы
 грядущих веков.
 Горько
 думать им
 о Горьком-эмигранте.
 Оправдайтесь,
 гряньте!
 Я знаю -
 Вас ценит
 и власть
 и партия,
 Вам дали б всё -
 от любви
 до квартир.
 Прозаики
 сели
 пред Вами
 на парте б:
 - Учи!
 Верти! -
 Или жить вам,
 как живет Шаляпин,
 раздушенными аплодисментами оляпан?
 Вернись
 теперь
 такой артист
 назад
 на русские рублики -
 я первый крикну:
 - Обратно катись,
 народный артист Республики! -
 Алексей Максимыч,
 из-за ваших стекол
 виден
 Вам
 еще
 парящий сокол?
 Или
 с Вами
 начали дружить
 по саду
 ползущие ужи?
 Говорили
 (объясненья ходкие!),
 будто
 Вы
 не едете из-за чахотки.
 И Вы
 в Европе,
 где каждый из граждан
 смердит покоем,
 жратвой,
 валютцей!
 Не чище ль
 наш воздух,
 разреженный дважды
 грозою
 двух революций!
 Бросить Республику
 с думами,
 с бунтами,
 лысинку
 южной зарей озарив, -
 разве не лучше,
 как Феликс Эдмундович,
 сердце
 отдать
 временам на разрыв.
 Здесь
 дела по горло,
 рукав по локти,
 знамена неба
 алы,
 и соколы -
 сталь в моторном клёкоте -
 глядят,
 чтоб не лезли орлы.
 Делами,
 кровью,
 строкою вот этою,
 нигде
 не бывшею в найме, -
 я славлю
 взвитое красной ракетою
 Октябрьское,
 руганное
 и пропетое,
 пробитое пулями знамя!
 
 
 
 | 
 |