| 
   
 Яков Полонский«Жалобы музы»
| I
 
 Не жди ты меня,
 Не кличь! не зови меня музою! — Нет,
 На закате тревожного дня
 Я петь не могу, — я устала, поэт!
 
 Я петь не могу, —
 Я встречаю на каждом шагу
 Озлобленных, бедных, измятых судьбой:
 Идут они порознь из сумрака в мглу,
 От известного зла к неизвестному злу,
 И не ищут звезды путевой…
 И не нужно им сердце мое, — факел мой! —
 
 Сама я сняла
 Венок с моего молодого чела,
 И все позабыла, — не знаю о чем
 Беседуют звезды в тумане ночном.
 И точно ли жаждут упиться росой
 Цветы полевые в полуденный зной…
 Не знаю, о чем волны моря шумят,
 О чем грезят сосны, когда оне спят,
 Чей голос звенит над рекой,
 Что думает роза весной,
 Когда ей во мраке поет соловей, —
 И даже не знаю, поет ли он ей!..
 
 В толпе я бродила, где труженик чужд
 Свободы и славы под бременем нужд;
 И не цветы, и не мирты росли
 На пажитях по?том политой земли, —
 Бурьян всюду рос, за бурьяном росла
 Нужда за нуждой и к работе звала.
 
 — Ни свет ни заря вышел пахарь; за ним, —
 За плугом его, — я пошла полосой;
 Помочь не могла ему слабой рукой…
 Хотела помочь ему пеньем моим, —
 Но пахарь и слушать меня не хотел,
 Попрежнему песню степную он пел…
 Сама я заслушалась песни родной, —
 И в город ушла за рабочей толпой.
 Как вешнего солнца сквозь пыльную щель
 Пробившийся луч к бедняку на постель,
 Я с пеньем проникла на темный чердак, —
 Но встретил меня горьким словом бедняк:
 «Ступай», — он сказал мне, угрюмый как ночь, —
 «Ты можешь утешить, — не можешь помочь.
 Ты к свету зовешь, — благ земных не даешь…
 На вытертый грош
 Не вижу я пользы от песен твоих!
 Пусть уши богатых ласкает твой стих!» —
 
 — И вот, проходя вереницей колонн
 К палатам, где царствуют нега и сон,
 Я стала стучаться в чертог богача.
 Он принял меня, про себя бормоча:
 «Как бедно одета! как трудно узнать!
 Где прежние речи, где прежняя стать!»
 О бедных ему я шепнула, — богач
 Сказал мне: «Все знаю, — напрасно не плачь…
 Не нужно мне горьких советов твоих,
 Пускай бедняка развращает твой стих!» —
 
 — Зашла я в больницу и слышала бред
 Преступницы бедной семнадцати лет, —
 Во сне она плакала, Бога звала, —
 Проснувшись, опять равнодушна была
 И усмехалась при слове «разврат».
 Никто не зашел к ней, — ни сестры, ни брат;
 Ни друг, — только я наклонилась над ней,
 Как няня, с сердечною песней моей…
 Напрасно! Больная махнула рукой
 И молвила мне: «Уходи! Бог с тобой!
 Я верила грезам, — пора перестать…
 Я пала, и знаю, что мне уж не встать…»
 — И с горьким упреком пошла я к тому,
 Кто бросил дитя это в вечную тьму.
 ...............
 Его уязвила я метким стихом; —
 Но медному лбу стих мой был нипочем.
 
 — Зашла я в темницу, — мне сторож помог
 Переступить заповедный порог…
 К холодной стене прислонясь головой,
 Сидел там один человечек больной.
 Я узнала его, — то был сущий добряк,
 Убить комара не решился б никак,
 Подстреленной птицы ему было жаль…
 Сидит он, — мечта унесла его вдаль, —
 И шепчет он: «О! если б воля да власть!
 Я мог бы все сдвинуть, поднять и потрясть, —
 Я залил бы кровью пределы земли,
 Чтоб новые люди родиться могли»…
 — И ты, — я сказала, — ручаешься в том,
 Что новая будет природа потом,
 Что терны и роза, — царица садов, —
 Политые кровью, взойдут без шипов? —
 «Ручаюсь!» — сказал он, — «и ты поручись,
 Верь новому чуду, — не то — провались!»
 — Мой друг, провалиться я рада, — но как?!
 Мне руку пожал и заплакал бедняк.
 Вдали колокольный послышался звон…
 И с сердцем измученным вышла я вон.
 Куда ж мне уйти от неволи и дум!
 Что нового скажет мне уличный шум!?
 От гула шагов, да от стука колес
 Раздастся ли в воздухе новый вопрос?!.
 И чудилось мне… мысль носилась одна:
 — И мы все не нужны, и ты не нужна…
 ...............
 
 
 II
 
 И покинула я этих каменных стен, —
 Этих клеток настроенных, — тягостный плен,
 Захотела я дальше уйти от людей,
 От бесстрастных врагов,
 От пристрастных судей,
 От разврата, нужды и оков…
 От разбитых надежд, я в груди сберегла
 Драгоценный обломок один, —
 И ушла в даль широкую. —
 С юга весна
 Подвигалась, — пестрели цветы, — и пышна
 Была зелень холмистых долин.
 Ночь была, — пахло свежей травой,
 Рокотал соловей над померкшей рекой,
 И, как искорки слез у ребенка в глазах,
 Отражения звезд трепетали в волнах…
 И теснились у берега семьи берез,
 И сирень там росла, и шиповник там рос,
 И струился родник из-под камня — и дуб
 Погружал в него мшистые корни свои…
 Я о вечной, повсюду творящей любви
 Думу думала, — шла — и наткнулась… на труп!!
 
 О, поэт! От живых,
 Суетящихся, плачущих, глупых и злых,
 И от жалкого ропота их без конца —
 Для того ль я ушла, чтоб найти мертвеца!?..
 В полусвете луны, в полутени ночной,
 Окровавленный, страшный, немой,
 Он и мертвый не мог свои пальцы разжать,
 Крепко стиснувши сабли своей рукоять;
 И на темной траве от руки полосой
 Серебрился той сабли холодный булат.
 Бедный брат! для чего умер ты?
 За кого ты погиб? — бедный брат!
 
 Я хотела вглядеться в черты
 Молодого бойца, — и шептала: очнись!
 Дай мне руку и с миром домой воротись!
 Там резная скамья, где сидел прадед твой,
 Занята в эту ночь молодою женой, —
 Молодая жена у камина сидит
 И не видит огня, — и не видит кругом
 Темных стен, — в ожиданье ночном,
 Только вздрогнет порой, да в окно поглядит… —
 Я тебя проведу к ней, — пойдем!..
 
 Как сестра, я поникла над ним вся в слезах
 И ему говорила: пойдем же!.. но страх,
 Страх неведомый тайно мне в сердце проник:
 Мертвой силой дохнул его лик,
 И прочла я в его неподвижных зрачках,
 И на лбу, и на сжатых губах
 Выраженье такой бесконечной вражды,
 Что, казалось, её роковые следы
 Были глубже следа самой смерти его…
 Он как будто сквозь зубы шептал мне: «Ого!
 Как нежна ты! — запой! может быть,
 И очнусь я на звук хитрой песни твоей;
 Хоть на миг оживи, чтоб я мог раскроить
 Тебе голову саблей моей!..»
 .............
 Отошла я… заря занялась;
 Из-за гор солнца пламенный выглянул глаз,
 Словно в душу мою он проникнуть желал,
 Ясной радости ждал, и как радость сиял.
 Но на мой, возникавший у сердца, привет
 Восходящему утру, — в ответ
 Из-за рощи зловещий послышался гул —
 И не птица, свистя, пронеслась меж ветвей,
 И не ветер листы колыхнул,
 И не вихорь с налета ветлу покачнул… —
 Затрещал, — отлетел перешибленный сук,
 И отгрянул вдали гром, похожий на стук…
 Я, бессмертная, смерти готовилась ждать, —
 Замерла, и стояла скрестя пальцы рук…
 Из-за рощи в лощину спустилася рать;
 Грянул залп, — точно взрыв, — и другой
 Залп в ответ ему грянул, — стеной
 Шли враги друг на друга — и дым
 Их штыки заволакивал флером своим,
 Словно этим хотел он от глаз заслонить
 И того, кто убит, и кто хочет убить…
 О, поэт! не желая, чтоб кто-нибудь пал,
 Ты кому бы из них стал победы желать?
 Воссылая мольбы, за кого бы страдал!?
 В этот миг, отвечай мне скорей,
 Что могла бы я петь, если б ты пожелал
 Новых песен от музы твоей?
 «Уходи!» закричала мне с гневом в очах
 Вражда, — «я царица на этих полях;
 «Во имя грядущего льется здесь кровь;
 «Здесь нет настоящего, — к черту любовь!!»
 
 И я отошла — и, я знаю, текли
 Бесполезно горячие слезы мои.
 О, где же она, —
 Та гармония мысли и сил,
 Та великая жизнь, тот живительный свет
 И все то, чему верить не ты ли, поэт —
 Мечтатель! — меня научил?
 Куда я пойду теперь? — темен мой путь…
 Кличь музу иную, — меня позабудь!
 И знай, — появись мне сам бог Аполлон,
 Мне дивный восторг его был бы смешон;
 Меня, утомленную, царственный бог
 Не мог бы узнать — и судить бы не мог!
 
 
 
 | 
 |