| 
   
 Яков Полонский«И. С. Тургеневу»
| Благословенный край —
 пленительный предел!
 Там лавры зыблются…
 (А. Пушкин)
 
 
 Невесела ты, родная картина!..
 (H. Некрасов)
 
 
 Туда, в Париж, где я когда-то
 Впервые, искренно и свято
 Любим был женскою душой…
 Туда, где ныне образ твой,
 Еще живой, мне свят и дорог,
 Не раз стремился я мечтой,
 Подслушать милой тени шорох,
 Поймать хоть призрака черты…
 
 Увы! поклонник красоты, —
 Я ей страдальческую службу
 Давно усердно отслужил
 И прозаическую дружбу
 В своей душе благословил.
 Но где друзья?.. Друзей немного…
 Я их не вижу по годам…
 Подчас глуха моя дорога…
 В разброде мы: я — здесь, ты — там.
 
 Донашивать свои седины
 Нам порознь суждено судьбой!..
 Тебе — в объятиях чужбины,
 Мне — в кандалах нужды родной.
 Устал я, лег, — почти что болен, —
 Своей работой недоволен;
 Не бросить ли? не сжечь ли?..
 Нет!
 В моем уединеньи скучном,
 Замкнувшись в тесный кабинет,
 Не чужд я мысли о насущном,
 Забот и будничных сует…
 
 Устал я… размышлять нет мочи…
 Не сплю… погас огарок мой…
 В окно глядит и лезет в очи
 Сырая мгла плаксивой ночи…
 Осенней вьюги слышен вой…
 И вот, разнузданной мечтой
 Я мчусь в Париж, туда, где свято
 Впервые я любил когда-то
 И был блажен — в последний раз!..
 .............
 Вот позднего досуга час…
 Париж недавно отобедал,
 Он всё, что мог, изжил, изведал,
 И жаждет ночи…
 Чердаков
 Окошки, — гнезда бедняков, —
 Ушли под тучи в мрак печальный, —
 Там голод, замыслы, нахальной
 Нужды запросы, — бой с нуждой, —
 Или при лампе трудовой
 Мечты о жизни идеальной.
 
 Зато внизу — Париж иной,
 Картинный, бронзовый, зеркальный:
 Сверкают тысячи огней,
 Гул катится по всем бульварам,
 Толпа снует… Любуйся даром,
 Дивись на роскошь богачей;
 Вздохнув о юности своей,
 Давай простор влюбленным парам…
 .............
 Вот дом — громада. Из сеней
 На тротуар и мостовую
 Ложится просвет полосой;
 Из-под балкона, головой
 Курчавясь, кажут грудь нагую
 Шесть статуй — шесть кариатид;
 Свет газовых рожков скользит
 Кой-где по мрамору их тела…
 Полураскрыв уста, оне
 Прижались к каменной стене,
 И никому до них нет дела…
 
 Вот — лестница осаждена…
 Идут, сгибаются колена,
 Ступенек не видать, — одна
 С площадки мраморной видна
 Тебе знакомая арена:
 Звездятся люстры, — их кайма
 Из хрусталей, как бахрома
 Из радужных огней, сверкает, —
 Раздвинув занавес, ведет
 В громадный зал широкий вход.
 И тесную толпу стесняет.
 Толпа рассыпалась, — и вот…
 
 Шуршит атлас, пестрят наряды,
 Круглятся плечи бледных дам,
 Затылки, профили… а там, —
 Из-за высокой балюстрады, —
 Уже виднеются певцы,
 Артисты-гении, певицы,
 Которым пышные столицы
 Несут алмазы и венцы.
 
 И ты в толпе; — уж за рядами
 Кудрей и лысин мне видна
 Твоя густая седина;
 Ты искоса повел глазами: —
 Быть узнанным тщеславный страх
 Читаю я в твоих глазах…
 От русских барынь, от туристов,
 От доморощенных артистов
 Еще хранит тебя судьба…
 Но — чу! гремят рукоплесканья!..
 Ты дрогнул, — жадное вниманье
 Приподнимает складки лба;
 (Как будто что тебя толкнуло!) —
 Ты тяжело привстал со стула,
 В перчатке сжатою рукой
 Прижал к глазам лорнет двойной
 И — побледнел… —
 Она выходит…
 Уже вдали, как эхо, бродит
 Последних плесков гул, и — вот,
 Хор по струнам смычками водит…
 Она вошла… Она поет…
 
 О, это вкрадчивое пенье!
 В нем пламя скрыто: — нет спасенья!
 Восторг, похожий на испуг,
 Уже захватывает дух; —
 Опять весь зал гремит и плещет…
 Ты замер… Сладко замирать,
 Когда, как бы ожив, опять
 Пришла любовь с тобой страдать —
 И на груди твоей трепещет…
 Ты, молча, голову склонил,
 Как юноша, лишенный сил
 Перед разлукой…
 Но, — быть может, —
 (Кто знает?) грустною мечтой
 Перелетел ты в край родной, —
 Туда, где всё тебя тревожит,
 И слава, и судьба друзей,
 И тот народ, что от цепей
 Страдал и — без цепей страдает…
 Повеся нос, потупя взор,
 Быть может, слышишь ты: — качает
 Свои вершины темный бор, —
 Несутся крики, — кто-то скачет, —
 А там, в глуши стучит топор, —
 А там, в избе ребенок плачет…
 
 Быть может, вдруг перед тобой
 Возникла тусклая картина: —
 Необозримая равнина,
 Застывшая во мгле ночной…
 Как бледно-озаренный рой
 Бесов, над снежной пеленой
 Несется вьюга; — коченеет,
 Теряясь в непроглядной мгле,
 Блуждающий обоз… Чернеет,
 Как призрак, в нищенском селе
 Пустая церковь; — тускло рдеет
 Окно с затычкой; — пар валит
 Из кабака; — из-под дерюги
 Мужик вздыхает: «вот-те на!»
 Иль «караул!» хрипит со сна,
 Под музыку крещенской вьюги.
 
 Быть может, видишь ты свой дом,
 Забитый ставнями кругом,
 Гнилой забор, оранжерею, —
 И ту заглохшую аллею,
 С неподметенною листвой,
 Где пахнет детской стариной,
 И где теперь еще, быть может,
 Когда луна светла, как день,
 Блуждает молодая тень, —
 Тот бледный призрак, что тревожит
 Сердца, когда поет она
 Перед толпой, окружена
 Лучами славы…
 
 
 
 | 
 |